Испанские впечатления всегда подобны прозе Хемингуэя — в телеграфно-репортерском стиле, короткие предложения, чеканные детали, диалоги с подтекстом, настоящие мужчины и настоящие женщины, множество звучных, насыщенных и будто смакуемых названий, все залито ярким слепящим солнцем, наполнено пыльным решительным движением, а за всем этим словно сдавленная пружина самой жизни, что не дает остановиться ни тебе ни героям “папы” Хэма. Они, Испания и Хемингуэй, что называется, идеально сошлись характерами…
Сложно придумать маршрут по "хэмовским" местам — он был там почти везде. Но есть самые яркие, самые горячие точки на карте, которые повлияли на него особым образом, где Хемингуэй сделал, пожалуй, главный выбор в своей жизни. И сделал он его точно в Испании.
Текст: Владимир Красноголовый
Памплона
“Все, что случилось, могло случиться только во время фиесты. Под конец все стало нереальным, и казалось, что ничто не может иметь последствий. Казалось неуместным думать о последствиях во время фиесты”
“И восходит солнце (Фиеста)” (1926)
Джейк Барнс и компания почти всегда нетрезвых американцев, влюбленных, каждый по-своему, в раскованную, взбалмошную и неотразимую аристократку Брет Эшли, приезжают в Памплону на неделю Святого Фермина — первый роман Хемингуэя это даже не проза, это гимн празднику, но не только в смысле фиесты, вообще празднику, которым является жизнь.
Испания Хемингуэя в этом романе не реальная, выдуманная страна, “Гринландия” или “Швамбрания”, полная ярких красок, бурного веселья, яростных страстей, острых ощущений и людей, неизменно аполитичных, гостеприимных и жизнерадостных. Наша реальность не такая, уверен, что и испанские будни немного иные. Но, к счастью, именно его выдуманная страна теперь туристический контекст, стекла в солнцезащитных очках через которые мы воспринимаем Испанию. Мало того — испанцы тоже смотрят на себя теперь через “очки Хемингуэя”.
Впервые Хэм приехал в Памплону в 1923 году молодым корреспондентом газеты "Торонто стар". Он должен был делать репортажи о празднике Святого Фермина — неделе гуляний, пьянок и боя быков. Тогда он был чуть ли не единственным здесь иностранцем. Сегодня Памплона буквально увешена мемориальными табличками, посвященными Хемингуэю, а у арены для боя быков стоит его бюст, на который мэр города каждый год повязывает красный шейный платок, отличительный знак участника праздника. В пробежке с быками, под влиянием его произведений, участвуют, помимо жителей Памплоны и других испанцев, сотни американцев и западноевропейцев.
Переночевать в гостинице "Ла перла", в номере, где останавливался Хэм в наши дни стоит 500 евро, а в дни праздника тысячу семьсот. В течение последних 10 лет номер занимал на фиесту один и тот же гражданин Швеции, поклонник корриды и Хемингуэя. Теперь швед купил себе квартиру в Памплоне, а номер забронировали на много лет вперед американцы.
Написав: “В воскресенье, 6 июля, ровно в полдень, фиеста взорвалась. Иначе это назвать нельзя” — Хемингуэй создал новую, праздничную и пеструю реальность для Памплоны, Испании и, в принципе, для любого, кто коснется страниц “И восходит солнце”
Мадрид
...Мадрид, в сущности, странный город. Я уверен, что с первого раза он никому не может понравиться. В нем совсем нет того, чего привыкли ждать от Испании. [...] Во всем городе нет ни одного уголка с местным колоритом на потребу туристам. Но когда вы узнаете его поближе, вы почувствуете, что это самый испанский город в Испании.
"Смерть после полудня" (1932)
Мадрид для главных героев “И восходит солнце” как похмелье после безумия фиесты. Роскошная Брет Эшли остается в мадридском отеле одна, без денег и без юного матадора, с которым сбежала из Памплоны от компании американцев-поклонников. Джейк приезжает к ней, они меланхолично пьют сутра красное вино в ресторане “Ботин” и грустят о том, чего с ними так никогда и не случится…
Испанская столица у раннего Хемингуэя более реальна и выпукла, чем вечный кавардак Памплоны, но, все равно, она пока лишь романтичный фон для красивых прощаний, не видящих взглядов в утреннюю уличную суету и литературных исследований корриды...
Личное мадридское похмелье у Хемингуэя наступит позже, весной 1937 года, когда он прилетит в Испанию в качестве военного корреспондента Североамериканской газетной ассоциации, а его любимая страна будет охвачена безумием гражданской войны...
Насмотревшемуся ужасов Первой Мировой, автору “Прощай, оружие” было не привыкать к бессмысленным людским мясорубкам. Хемингуэй публикует репортажи о центральных улицах, разрушенных бомбежками, о заваленной мешками с песком статуе богини Сибелис, о разбитых витринах магазинов на улице Алькала, пишет, что “Военный мятеж был бы подавлен за шесть недель, если бы мятежники не получали помощь от Италии и Германии.” (ничего не напоминает? — прим.авт). Его симпатии, как человека, на стороне законного правительства республики, он против фашистов и военной хунты генералиссимуса Франко. Но как писатель, как творец, он свой выбор еще не сделал… Но сделает!
Где-то в горах Сьерра-де-Гредос...
— Ты коммунист?
— Нет, я антифашист.
— С каких пор?
— С тех пор как понял, что такое фашизм.
“По ком звонит колокол?” (1940)
Роберт Джордан, преподаватель испанского языка из Америки воюет на стороне республики. У него есть приказ взорвать мост франкистов где-то в горах Сьерра-де-Гредос. В партизанском отряде, что должен ему помочь, Джордан встречает свою самую большую и последнюю любовь — Марию. “По ком звонит колокол?” не военное произведение, а как любая хорошая литература — антивоенное. Правда республиканцев не абсолютна — чего только стоит описание кровожадной народной расправы над власть-имущими на родине Пилар, еще одной героини романа. Однако читателю понятно, что у автора есть своя позиция, что писатель не равнодушен, что это уже совсем другая Испания чем в “И восходит солнце”, и, как бы ни было больно, придется воспринимать Испанию и такой тоже...
Парижский друг Хэма — Пабло Пикассо, как творец, свой выбор сделал в мае 1937-го, написав “Гернику” — поражающее надрывом и болью полотно. Хэмингуэй начал роман “По ком звонит колокол?” осенью 1938-го. Однако его личная активная антифашистская позиция была заявлена на Втором съезде американских писателей еще годом раньше,: “По-настоящему хорошие писатели продолжают оставаться таковыми практически при любом политическом режиме. Есть только одна форма правления, которая не совместима с хорошими писателями. Речь идет о фашизме. Фашизм – это сама ложь, изобретенная убийцами. Писатель, который не лжет, не может жить и трудиться при фашизме”
Западное общество раскачивалось еще несколько лет, нужны были оккупация Польши и Франции, Битва за Москву и Перл-Харбор, конц-лагеря и холокост, чтобы разглядеть что такое фашизм, чтобы каждый смог сделать свой однозначный выбор. Хемингуэй, до того аполитичный человек и писатель, свой выбор сделал в Испании 1937-го. Отныне его герои не будут плыть по течению, у них будет активная жизненная позиция, а иногда и твердые политические взгляды. А, лично, Эрнест Хемингуэй с этого момента войдет в историю не только настоящим мужчиной и мощным автором, но и последовательным антифашистом.
Возвращение в Памплону
Странно было снова ехать в Испанию. Я не надеялся, что меня когда-нибудь пустят опять в эту страну, которую после родины я люблю больше всех стран на свете.
"Опасное лето" (опубликовано в 1985)
Конечно же перед путешествием в Испанию лучше читать раннего Хэма. Ведь все плохое проходит, лишь “земля пребывает вовеки”. После войны наступил мир, диктатор Франко сохранил во Второй Мировой что-то вроде нейтралитета и Испания сильно не пострадала, а в Памплоне, как обычно, стали устраивать недели покровителя города — Святого Фермина.
Хемингуэй вернулся в любимую Испанию в 1950-х и очень удивился тому, что его в страну пустили (Франко оставался у власти до 1973 года). А еще, с некоторым смятением обнаружил, что Памплона во время фиесты наполняется теперь десятками тысяч евро-американских туристов с томиками “И восходит солнце” в руках. Местные были счастливы видеть человека, что создал городу такую рекламу и даже стали называть его любовно “папой”. Это прозвище закреплено Памлонцами за Хемингуэем и поныне.
Последние свои испанские репортажи (для журнала “Life”), “папа” сделал в 1959-м году. Сперва традиционно писал о безумной неделе Святого Фермина, потом о корридах в любимом Мадриде, а затем, на юге Испании, у друзей в поместье “Консула” бурно отмечал свое шестидесятилетие — пил шампанское в бассейне и сбивал выстрелами из пистолета пепел с сигареты своего друга — тореадора Антонио Ордоньеса.
Через два года, 2 июля 1961-го, Эрнест Хэмингуэй застрелился из ружья в своем доме в Кетчуме, штат Айдахо. В его столе лежали билеты для очередной поездки в Испанию, но бронь на номер в отеле "Ла перла" он почему-то отменил. В день его похорон, 6 июля, на другом конце планеты, в Памплоне, с балкона ратуши как всегда была выпущена ракета, возвещающая о начале фиесты: “...6 июля, ровно в полдень, фиеста взорвалась. Иначе это назвать нельзя”...
P.S. 21 июля исполнится 117 лет со дня рождения Эрнеста Хемингуэя, настоящего мужчины, путешественника, борца с фашизмом и отличного писателя. Если окажетесь в этот день в Испании — поднимите бокал красного пиренейского вина за человека, что так идеально сошелся с этой страной характером.
