В изысканных ароматах принято выделять три ноты. Верхнюю, или начальную — самую легкую, отвечающую за первое впечатление и спонтанность выбора: звучит ярко, но недолго. Ноту сердца — теплую и сочную, именно по ней мы понимаем, подходит ли нам этот запах. И ноту души, или базовую — самую искреннюю и интимную часть: если она попадает в вашу особую тональность, то становится частью мелодии жизни навсегда
Текст: Владимир Красноголовый
Особый шарм адриатического побережья не был выведен искусственно в колбе местного колдуна-алхимика, он формировался веками и состоит из сотен природных, культурных, этнических, мистических и исторических особенностей. Однако просто невозможно отрицать, что этот шарм, аромат, эфир существует в действительности, влияет на людей и очаровывает. Можно выделить в аккорде три ноты, но понять все нюансы полноты, чистоты, красоты звучания каждой из них — задача на грани алхимии. Мы лишь дадим намеки, наводки, явки и пароли в нескольких точках на карте, но отыскать индивидуальный рецепт зелья, которым приворожит или уже приворожила Адриатика, вы вольны сами. А еще лучше просто расслабиться и отдаться волнам ее бесконечного шарма.
Верхняя нота — Италия
Солнечная, эмоциональная, многоголосая, ветреная, ленивая и суетливая одновременно, дорогая и элегантная, но фамильярная и порой бестактная, вязкая, как сыр в пицце, с кислинкой кьянти, горчинкой чинзано и, конечно, с таким пленительным и плотным запахом эспрессо, о который можно буквально споткнуться. Италия вас запросто соблазнит и затянет в свои легкомысленные игры, самые странные и причудливые, которые происходят на ее Адриатической Ривьере. Принято говорить о курортах области Эмилия-Романья и устья Рубикона, но мы нашли два других местечка, не очевидных, но удивительно звучащих.
Отранто
В городок, что примостился в Апеннинском сапоге на самом краю каблучка, нас зазывают задорные выдумщики-писатели, что скрываются под псевдонимом Макс Фрай. Да и как не пойти за ними? Тут ведь, понимаете ли, замок, Castello di Otranto XV века невиданной красоты. С башнями по имени Альфонсина, Ипполита и Дукеска. Вот как с этими барышнями не познакомиться? А еще из фонтана в центре во время главного городского праздника течет хулигански-хмельное белое вино, которое до утра распивают призраки средневековых жителей города в обнимку со своими современными потомками. Лет пятьсот назад они наподдали одному пирату-крокодилу из Албании — вот с тех пор и празднуют.
А еще тут есть старый лодочник Барканеро. Он катает туристов на своей черной моторке в Бриндизи и недорого берет. И в большинстве случаев доставляет, куда попросили. Но иногда на него находит, и тогда Барканеро заявляет пассажиру: «Я знаю, куда тебе на самом деле надо. Туда и отвезу». И как-то сразу становится понятно, что это не шутка. Некоторые в ужасе выскакивают из челна и убегают. А другие говорят: «Вези». В Италии нет более близкого к островам Греции и берегу загадочной Албании места, чем Отранто. Всего 80 км в ту или другую сторону. Совершенно неясно, где вы в результате окажетесь, сев в лодку Барканеро. Отранто — самая спонтанная составляющая верхней ноты.
Римини
Это такой самовлюбленный городок под горой Монте-Титано, гордящийся мостом Тиберия и шедевром кватроченто — кафедральным собором работы Леона Баттиста Альберти. Но в декомпозиции адриатического шарма участвует совершенно другая его особенность: Римини — родина киноволшебника Федерико Феллини. Хоть он и покинул город в 17 лет, в первых фильмах воспевал Рим и безвозвратно влюблял в него податливые поколения 1950-1960-х, но один из главных шедевров Феллини посвятил городу своего адриатического детства.
Тут только название — Amarcord — перенасыщено смыслами и местным настроением. Это вариант итальянской фразы mi ricordo, означающей «я помню», произнесенный на диалекте, распространенном в Римини. Кроме того, присутствуют корни слов «любовь», «горький» и «нить» — его вольным прочтением может быть «нити горькой любви, связывающие автора с прошлым». В этом весь Феллини — так лаконично, ярко и ностальгически рассказать об уходящем детстве, страхах взросления, непристойных желаниях и страстях, менталитете земляков, скуке и надеждах знойных итальянских женщин, о вечном море и временно заразившем головы фашизме, о вещах порочных и низменных, о глупых, но чистых и возвышенных мечтах и многом другом мог лишь он.
В детстве на пляжах Римини, залитых солнечной ленивой безответственностью, юный Федерико кое-что подсмотрел и подслушал, а потом повзрослел и стал говорить с миром на этом местном воздушном, легком как перышко киноязыке. И оказалось, что язык этот лучше всего подходит, чтобы рассказывать о сложных вещах просто. Алфавиту и основным его фразам обучился сосед Феллини по Адриатике — югославский режиссер Кустурица, развил этот язык и вложил в него свои смыслы. Римини — будто хрупкая душа маэстро, именно здесь в музее Феллини хранится главный источник вдохновения режиссера — «Книга снов». Он записывал спросонья все, что привиделось — из книги детских снов «амаркордовские» павлин на снегу и печальный белый буйвол в тумане. За волшебство первой ноты нашего адриатического аромата отвечает Римини.
Нота сердца — Хорватия
Эту страну не устроит бурная кратковременная интрижка, яркая, как пожар, но и химерная, как дым от него, уносящийся в звездное апеннинское небо. В роскошную, ветреную и небедную вертихвостку Италию влюбляются многие, она может себе позволить такие перманентные очаровательные безрассудства.
Хорватии же, пережившей в прошлом не самые удачные отношения, надо знать, что вы вместе с ней надолго. Она к роману подойдет с серьезностью Клеопатры, что опрыскивала духами паруса своих кораблей, зная, что южный ветер теперь наверняка взволнует Цезаря перед встречей. Хорватия будет очаровывать красными черепичными крышами деревень, имперской изысканностью Пулы и Опатии, будто нехотя демонстрировать райские изгибы островов Далмации и завораживать рассказами о смелом и свободолюбивом характере Дубровника. Пока не поймете, что влюблены в Адриатику по-настоящему. А по-другому и не получится, особенно если побывать в следующих двух городах.
Задар
В Задаре идеально быть девчонкой. Вон той, черненькой с искренне-огромными глазами, что сидит за плетеным столиком в ресторанчике «Корнат» и заразительно смеется, листая в смартфоне ленты соцсетей. Раскапризничалось майское небо, и она спряталась тут на Либурнской Набережной под навесом. Бриллиантовые капельки дождя еще блестят на ее озорном носике и в прическе, как у Морены Баккарин. На ней не по погоде милый и смелый летний сарафан в горошек и маленький хендмейд-рюкзачок с шерстяными божьими коровками. Из рюкзачка студентка почти машинально вытащила книжку Коэльо и положила рядом с чашкой макиато на стол. Даже было открыла ее, но телефон поймал wi-fi, и отвлеклась на соцсети. Ну конечно! Коэльо же писал, что в Задаре лучшие закаты мира — она здесь наверняка именно поэтому...
Веселая и решительная, как сама весна — впереди ведь еще столько важных дел: взобраться на колокольню собора Святой Анастасии, сделать селфи у городских ворот, прокрасться по скрипящим половицам к номеру 204 в отеле «Загреб», где останавливался Альфред Хичкок, обязательно послушать единственный в мире орган, на котором играет море и, конечно, поставить в плеере любимую песню, когда солнце начнет плавить Адриатику за Корнатскими островами. Девчонка в сарафане так занята, что даже кофе не допьет — побежит дальше, как только перестанет моросить дождик. Лишь напоследок немного смущенно, но скорее заговорщически, улыбнется отражению в бесстыжих лужицах.
Чуть хуже быть парнем с ноутбуком за соседним столиком. Он по ее книжке поймет, что нет языкового барьера, но так и не решится заговорить. Да и этот бокал пива Ozujsko так некстати, что же делать? Ах, эта прическа и «божьи коровки» на рюкзачке… Но даже если найдется что обсудить, он ведь не удержится и поиронизирует насчет Коэльо. И тогда случится самая жуткая катастрофа в истории Задара — ее носик обиженно нахмурится. Все святые и мученики Далмации укоризненно уставятся с барельефов на этого бестактного идиота. Нет, это недопустимо. И носик, и Задар надо беречь. Парень лишь одернет себя, невольно позавидовав любопытным лужам, что вместе со своей весенней тайной вскоре безвозвратно исчезнут на солнце, как и те бриллианты дождевых капелек в волосах большеглазой девчонки, убежавшей по мокрой набережной из грустной и светлой истории о Задаре.
Приезжайте взглянуть на самые красивые закаты мира, ведь каким бы поверхностным и конъюнктурным ни казался вам Пауло Коэльо, уже нескольким поколениям юных романтиков он искренне советует лишь самое лучшее.
Сплит
«Был такой римский император — Диоклетиан. Кстати сказать, очень приличный император. Так вот, в самый расцвет своей империи он вдруг отказался от власти и удалился к себе в деревню. А когда из Рима приехали, чтобы просить его вернуться к власти, он сказал: «Если б вы видели, какую я вырастил капусту, вы бы перестали меня уговаривать», — ну кто не знает историю, которой оправдывает личный карьерный застой по современным представлениям натуральный сексист, а когда-то мечта всех советских женщин «он же Гога, он же Гоша, он же Юрий, он же Жора»?
Так вот, назвать «приличным» кумира Гоши Диоклетиана можно лишь в сравнении с самыми отъявленными мерзавцами эпохи. Именно он, объявив, что «парламент не место для дискуссий», полностью и окончательно подмял власть в Риме под императора лично и начал период т. н. домината, что привел в итоге к краху империи. А уж в травле и затейливом уничтожении христиан преуспел больше, чем кто-либо из коллег. Однако в некотором политическом чутье императору не откажешь — Рим заскучал без войн, с которыми Диоклетиан как раз завязал, и устроил ему небольшой Майдан — правитель обиделся на подданных и действительно торжественно уехал в деревню. Деревней было место рождения Диоклетиана — Салона, что в Далмации. Капусту римский дауншифтер возделывал на участке величиной в три гектара, на котором располагался его личный дворец — одно из самых грандиозных и роскошных сооружений начала нашей эры. Тысячи тонн мрамора для «капустной фермы» везли из Турции, гранитные колонны и сфинксов — из Египта.
В итоге вокруг этого дворца вырос город Сплит — сейчас второй по величине в Хорватии. До наших времен дожили императорский мавзолей (стал частью большого католического собора Святого Домния), храм Юпитера, три сторожевые башни и Перистиль — четырехугольный зал под открытым небом, окруженный мраморными колоннами, который в наши дни облюбовали уличные музыканты и любительские хоры. Да и в общем дворец сохранился неплохо, а сейчас он еще и под защитой ЮНЕСКО. Стоит посетить Сплит, чтобы понять, почему Диоклетиан на исходе жизни не внял просьбам халдеев и не захотел возвращаться отсюда в политическую суету Рима.
Современный Сплит, кстати, очень интересное явление. Ему каким-то образом удается держать неуловимый баланс, благодаря которому это чуть ли не лучшее место для жизни урбанизированного обывателя. Согласитесь, хоть порой и очень хочется, но вряд ли мы готовы сбежать на капусту в деревню. В отличие от ставших почти бездушными туристическими фабриками Дубровника и Венеции, Сплит гармонично синхронизировал ритмы и архитектуру разных эпох, туризм и деловой стиль — это живой и открытый город. И вместе с тем Сплит не возвел функциональность в абсолют, как соседи по морю — Триест или Копер. Здесь всегда есть время и место, чтобы остановиться, отдышаться и почувствовать тот самый эфир, о котором мы рассказываем. Если вы не профессиональный Робинзон, то наверняка согласитесь, что Сплит — лучший ингредиент второй ноты адриатического шарма.
Нота души — неизвестная Адриатика
Кроме Италии и Хорватии, к Адриатическому морю выходят Словения, Босния и Герцеговина, Черногория, Албания. С Монтенегро все понятно — новая Анталья для русскоговорящих граждан экс-СССР, хоть и не без туристических изысков. Словения по-своему элегантна и очаровательна в глубине, но море использует лишь в логистических целях (хотя есть там, конечно, источающий венецианские флюиды городок Пиран, но это скорее к первой ноте). А вот более чем скромный морской участок Боснии и последние не стерилизованные под массовый туризм дебри Европы в Албании могут стать тем самым недостающим и специфическим компонентом для полного растворения в адриатическом шарме. Необычная, малознакомая Адриатика звучит третьей нотой, исключительно для души — если полюбите ее, то на всю жизнь!
Неум
Девятикилометровый кусочек Боснии и Герцеговины зажат с обеих сторон границами Хорватии. Но благодаря тому, что в море отсюда выступает извилистый полуостров Клек — общая протяженность адриатического побережья страны 24 км. На них уместился город Неум и несколько курортных зон. Что интересно, такая ситуация возникла не как следствие недавнего распада Югославии, а в результате средневековых политических маневров. С XIV века Неум был в составе Дубровницкой республики, но в 1699 году, после неудачной для Турции войны, когда Далмация перешла под власть Венеции, Дубровник, чтобы не дать венецианцам возможности в будущем атаковать себя с суши, уступил неумский кусочек Османской империи — чтобы просто отгородиться им от амбициозной Венеции.
Поэтому ментальность, культура, даже архитектура на этих девяти километрах отличаются от Хорватских — это мусульманский городок, практически клочок Турции на Балканах. Экономика Неума держится на туризме, причем доходы поступают не только от отдыхающих в местных отелях, но и от транзитных туристов, путешествующих по Хорватии в Дубровник и в Черногорию. Цены в магазинах и кафешках тут почти в два раза ниже хорватских. Все, что приобретено в «неумском коридоре», не облагается таможенными пошлинами или какими-либо другими начислениями. Жители хорватских окрестностей даже ездят сюда затовариваться продуктами на неделю.
Но самая забавная штука происходит именно с транзитными пассажирами. В автобусах, что идут, скажем, из Загреба в Дубровник, раздаются брошюрки с контактами службы Izgubili stvari, что решает вопросы доставки документов и вещей отставшим от автобуса товарищам. А таких один-два в день набирается — по дороге в Боснии обязательная часовая остановка для покупок и питания. Чаще всего именно боснийское пиво Sarajevsko или Nektar повышает туристическую статистику городка. На конечном пункте автобус проверяется на наличие лишних, забытых вещей, после чего они отправляются в неумское бюро находок. Оно существует за государственные деньги — то есть возврат вещей совершенно бесплатен. У Izgubili stvari даже есть музей, фотогалерея и множество веселых историй на сайте.
Пару лет назад так «застряла» одна украинская семья — пока из Пулы возвращались их сумки, деньги и паспорта, веселые неумцы возили ребят на рыбалку и кормили местными яствами. Теперь земляки на Балканах отдыхают только в «неумском коридоре». Всегда было интересно, почему бы тщательнее не проверять автобус перед выездом из этого географического феномена? Это либо загадка гостеприимной боснийской души, либо коварный план их министерства туризма!
Влера
Албания — вообще специфический региональный аттракцион. Тут, не задействовав душу, вряд ли выйдет проникнуться адриатическим шармом. О ней лучше поговорить отдельно, а пока подберем в унисон к Неуму албанский городок Влера. Через него проходит воображаемая граница между Адриатическим и Ионическим морями — то есть здесь Адриатика заканчивается.
В бухте Влера рубились с врагами фракийцы, греки и римляне, тут есть афинские нимфеумы, дохалкидонские христианские храмы и суфийские мечети, а с 1955 по 1962-й годы здесь даже находилась единственная средиземноморская база советского флота.
Совершенно потрясающая страница истории города связана с человеком по имени Крокодилос Кладас — греческим пиратом на службе то у Венеции, то у Неаполя, а чаще промышляющем в неспокойных адриатических водах XV века в своих интересах. Он не гнушался набегами и на итальянские приморские городки, пока не отхватил как следует на каблучке Апеннинского сапога — этот день даже стал главным праздником города Отранто. Но пират выжил и даже воодушевился творить историю. Единственный народ, к которому Крокодилос относился трепетно, — это албанцы, а единственными, кого люто ненавидел, оказались турки. И однажды интересы албанцев, османов и Крокодилоса сошлись в одной точке — в Авлоне (так называлась тогда Влера). Вместе с гордыми, но вечно кем-то порабощенными албанцами Кладас разбил турок и создал тут пиратскую республику с формальной протекцией Неаполитанского королевства.
Адриатическая Тортуга просуществовала десять лет, которые нынешние местные историки записали как первый опыт албанской независимости, а Авлону/Влеру даже называют первой столицей Албании. Корсарствовал Крокодилос до старости, пока не погиб в очередной рубке с турками, оставив после себя несколько десятков детей. Его род по-прежнему очень уважаем на Адриатике, и часть потомков пирата Крокодилоса живет во Влере.
Вообще-то в современной Влере и кроме них проживает немало странных персонажей со всего света, непонятно как тут оказавшихся. Есть секта испанских астрологов, крупная диаспора американских пенсионеров, русский клуб парапланеристов, последователи суфизма и учения Мевляны Руми из Турции, а также несколько западноевропейских бариста, к которым на запах за 80 километров приплывают даже искушенные в искусстве потребления кофе итальянцы. Не зря говорят, что иногда в сумерках со стороны открытого моря раздается тарахтение черной лодки старика Барканеро. И это значит, что одним-двумя необычными персонажами во Влере, возможно, вскоре станет больше.
***
Вот вроде бы круг и замкнулся. Три ноты сложились в пронзительный аккорд. С весной адриатические ароматы особенно неистово манят и разносятся вплоть до наших широт. Доверьтесь этому журналу, как старому лодочнику из Отранто — мы знаем, куда вам на самом деле надо. Подумайте, втяните носом воздух — чувствуете? Время отравляться за настоящей туристической алхимией на Адриатику!
