Текст: Владимир Красноголовый
Путешественник или турист?
“Турист, как только куда-нибудь приезжает, сразу начинает собирать вещи в обратный путь. А путешественник… Он может и не вернуться…”
“Под покровом небес”, Пол Боулз
Эта фраза во всех ТОП-ах тревел-форумов, ее обожает новое поколение Х — вот, мол, показательное и исчерпывающе-романтическое распределение пассажиров любого рейса на туристов и тех, кто действительно обрел просветление.
Но интересно, что цитата эта из романа в котором не метафорическое, а вполне реальное путешествие по Сахаре дарит паре героев не обновление чувств, мыслей и влечения друг к другу, как они надеялись, а разрушает полностью их личности и жизни. Вместо просветления и освобождения от оков современности засасывает в средневековую непроглядную тьму. Пустыня награждает их: кого смертью, а кого безумием и равнодушно засыпает песком следы неплохих, но немного потерявшихся в жизни людей... навсегда.
Пол Боулз, автор романа “Под покровом небес” знал о чем пишет: он знал и о тьме внутри человека и о характере пустыни и о путешествии без возврата (Боулз уехал в юности из дома и никогда туда не возвращался), а особенно хорошо знал об обреченности чувств и желаний и писал обо всем этом лучше и объективнее многих современников.
Бернардо Бертолуччи, поставивший по книге одноименный фильм, сказал, что “Широкая публика, к сожалению, с большим опозданием открывает великих писателей, особенно самых сложных и, как правило, самых лучших”. И правда, лишь в 1990-х, после выхода фильма роман, написанный в 1948-м году стал мега-бестселлером — “Под покровом небес” согласно многим авторитетным мнениям сейчас считается лучшим романом-путешествием XX века.
Однако если классиком сложного писателя Боулза признали не сразу, то культовой личностью он стал уже давно, и не только благодаря творчеству, его жизнь — настоящее произведение искусства, экзистенциальное путешествие через пустыню под покровом беспощадных порой небес.
Однако если классиком сложного писателя Боулза признали не сразу, то культовой личностью он стал уже давно, и не только благодаря творчеству, его жизнь — настоящее произведение искусства, экзистенциальное путешествие через пустыню под покровом беспощадных порой небес.
Потерянный для “потерянного поколения”
“Еще одно отличие туриста от путешественника, по его утверждению, состояло в том, что если первый принимает свою цивилизацию как нечто должное, то второй сравнивает ее с другими, отвергая те ее элементы, которые ему претят”
“Под покровом небес”, Пол Боулз
В рассказе Пола Боулза “Замерзшие поля” маленький мальчик мечтает, чтобы в гостиную ворвался волк и загрыз его отца. Пол родился в 1910-м году в Нью-Йорке и был единственным ребенком в довольно не бедной семье с деспотичным и брутальным отцом самых консервативных взглядов. Он чувствует разочарование родителя тем, что усиленно занимается музыкой и пробует себя в артистичных профессиях, а так же, скорее всего, стыдится своего бисексуализма.
Достигнув сильных успехов как композитор (Боулза даже соглашается консультировать язвительный и заносчивый Сергей Прокофьев) он экспериментирует с “автоматическим письмом” и сюрреалистическими стихами, а так же публикует несколько рассказов в американских и французских журналах. В 18 лет, опасаясь отца и отторгая его мир, Пол уезжает из дома и путешествует по Латинской Америке и Европе, и в итоге оказывается в Париже и в обществе Гертруды Стайн — той самой, из “Праздника, который всегда с тобой”, музы, критика, злого гения и квочки писателей “потерянного поколения” (она, кстати, и автор этого термина) к которому принадлежали Хемингуэй, Ремарк, Вулф, Дос-Пасос и другие.
Для того, чтобы влиться в “потерянные” Боулз слишком молод, у его семьи достаточно средств и его жизнь совсем не испортила война. И тогда ее испортить решает Гертруда Стайн. Она говорит парню, что он точно не поэт и писатель так себе, что ему нужен жизненный опыт, и, раз так, то не отправиться ли ему в Танжер? Боулз даже не знал, где этот город находится, но повиновался музе “потерянного поколения” и отправился туда тотчас и безропотно.
Город на краю времени
“Грубо говоря, город был просто символом — это было ясно. Символом всего, что было обречено на перемены или, выражаясь точнее, на уничтожение.”
“Дом Паука”, Пол Боулз
Всего 15 километров Гибралтарского пролива отделяют самую южную точку Испании Тарифу от Танжера, портового и торгового города Королевства Марокко на северном африканском побережье. Когда-то интернациональная зона и ядовитый шрам на теле Северной Африки, Танжер — бывший европейский анклав со своими законами, эльдорадо для любителей приключений и наживы.
Для скитальцев со всего мира в то время, когда Гертруда Стайн ссорилась из-за диалогов с Хемингуэем и отправляла сюда Боулза “набираться опыта”, Танжер стал легендой, мифом, притягивающим к себе не только искателей счастья, но и писателей, художников, с удовольствием и отвращением застревавших на этой чужой экзотической земле: одни — в поисках самих себя и настоящих, нефальсифицированных картин жизни, другие — в поисках запретной или продажной любви и новых ощущений. Кто только не был в Танжере: на пару недель или даже на пару лет тут “зависали” Теннесси Уильямс и Труман Капоте, Самюэль Беккет, Поль Моран, Жан Жене, Альбер Камю…
Пол Боулз же остался в Танжере более чем на пол века, до самой смерти.
Почти все правящие кланы Марокко вышли из кочевых племен. Способ, которым они приходили к власти, определялся историческим сценарием исламского Востока. Одно воинственное кочевое племя, вдохновленное учением Пророка, захватывало власть, со временем привыкало к роскоши оседлой жизни, отступало от своих идеалов и деградировало все больше. Ему на смену приходило другое племя, со свежими, еще не растраченными идеалами. За прошедшую тысячу лет в Марокко по меньшей мере девять раз происходила эта игра. В 1956 году во время очередного всплеска пассионарности королевство получило независимость и дни “интернациональной зоны” Танжера были сочтены. Анклавная богема бежала подобно крысам с тонущего корабля.
Остался только Пол Боулз — он был заворожен кровавыми и отрешенными политическими ритмами Магриба и к тому же не мог и не собирался бросать Джейн, блудную и уже неизлечимо больную жену, с которой они тут обрели свое довольно необычное счастье.
Остался только Пол Боулз — он был заворожен кровавыми и отрешенными политическими ритмами Магриба и к тому же не мог и не собирался бросать Джейн, блудную и уже неизлечимо больную жену, с которой они тут обрели свое довольно необычное счастье.
Акценты:
В романе “Дом Паука” (1955 г) Пол Боулз описал истоки ужаснувшего весь мир в XXI веке исламского экстремизма, которые он разглядел еще в 1950-х в катастрофическом столкновении цивилизаций, в разрушительных для средневекового исламского уклада последствиях прогресса, что привели к исчезновению традиционной культуры и ремесел, к обнищанию населения и — в итоге — к фундаментализму и экстремизму. Жаль, что его прозорливость оказалась оценена лишь теперь.
Джейн Боулз
“Люди это люди, — непреклонно возразил Амар. — А женщины это женщины. Разные вещи.”
“Дом Паука”, Пол Боулз
Брак Пола и Джейн Боулз — один из самых немыслимых и красивых творческих союзов прошлого века. Джейн считала себя лесбиянкой, когда они познакомились, а Пол был по меньшей мере бисексуальным. Они встретились накануне Второй Мировой Войны и уехали в Америку, где Пол, кстати, успешно писал музыку для кино. После провала дебютного романа Джейн в 1942 году — она ушла к любовнику. Пол очень переживал и по окончанию войны снова уехал в Танжер — где в этот период написал свой первый роман “Под покровом небес”, что имеет немало автобиографических элементов — это антиутопия не только для западных ценностей но и для отношений мужчины и женщины, реквием по чувствам, которые невозможно сохранить на всю жизнь и путешествие в их поисках в сердце тьмы.
Но реальным людям вдруг удалось то, что не вышло у героев романа — Джейн вернулась к Полу в 1948 году, и хотя у них уже не было общей сексуальной жизни, и случались отношения с другими людьми — они все же были безраздельно преданы друг другу. Джейн Боулз жила в квартире в Танжере прямо под квартирой Пола, так что они могли быть независимы друг от друга, но в то же время могли поддерживать контакт. У них был телефон, который связывал только две эти квартиры, и они целыми днями говорили друг с другом по телефону. Пол заботился о Джейн до ее последнего вздоха, и он не отходил от нее ни на шаг, когда она болела. У Джейн Боулз в середине 1950-х был обнаружен рак, а так же до конца жизни она страдала алкогольной и наркотической зависимостью. Джейн умерла в Танжере в 1973 году.
Их союз был совершенно бунтарским, немыслимым, неповторимым, магическим и в то же время естественным в особой реальности этих двоих людей. Впрочем, творчество Пола Боулза тоже можно охарактеризовать этими же выражениями.
Точки творческого невозвращения
“Такова уж была его натура — оказаться в гуще событий, но в последний момент остаться в стороне”
“Дом Паука”, Пол Боулз
Пол Боулз написал четыре романа и издал несколько сборников короткой прозы — это странное чтение, практически все в ориентальном антураже, но будто поездка без иллюзий и очарования местами, в которые вы направляетесь, будто точно знаете, что не вернетесь, но остановиться уже не можете и оттого улицы, города, пейзажи вам видятся в их самой безыскусной, функциональной и жуткой сути. И это путешествие завораживает.
Подобно вплотную подступившей судьбе, превращающей разум и западную рациональность в пустыню, текст Боулза лишен литературных свойств, но как пустыня минималистично красив! В самых леденящих, завораживающих сценах падения или насилия он сохраняет невозмутимую ясность и отрешенность хирурга, заставляя читателя испытывать головокружительное чувство, будто все это происходит с ним самим.
Так наш мир описывал бы инопланетянин, что лишь наблюдает за хитросплетениями человеческих отношений, судеб, фатума и бесстрастно фиксирует происходящее. Он просто сообщает факты, как если бы говорил о самых заурядных, обыкновенных вещах. Отсюда и неотразимое воздействие его прозы, бесстрастной, беспросветно мрачной, отчего Марокко, Алжир, Панама, где происходят действия книг почему-то не отторгают, а наоборот манят как та самая точка у Кафки, афоризм которого он выбрал для предисловия к своему первому роману: “Начиная с определенной точки, возвращение невозможно. Это и есть та точка, которой нужно достичь”
Так наш мир описывал бы инопланетянин, что лишь наблюдает за хитросплетениями человеческих отношений, судеб, фатума и бесстрастно фиксирует происходящее. Он просто сообщает факты, как если бы говорил о самых заурядных, обыкновенных вещах. Отсюда и неотразимое воздействие его прозы, бесстрастной, беспросветно мрачной, отчего Марокко, Алжир, Панама, где происходят действия книг почему-то не отторгают, а наоборот манят как та самая точка у Кафки, афоризм которого он выбрал для предисловия к своему первому роману: “Начиная с определенной точки, возвращение невозможно. Это и есть та точка, которой нужно достичь”
Есть одна любопытнейшая гипотеза о странствиях, немного психоаналитического толка: страсть к путешествиям — это нечто сродни попытки убежать от смерти. Смерть приходит в дом и не застает хозяина — он уехал и его местонахождение неизвестно. Герои Боулза будто бы постоянно пытаются уйти от чего-то неизбежного, он смакует метафору дороги и насилие. На путях, которые описывает Боулз неизменно прячется стервятник, поджидающий жертву. "В нем была зловещая тьма как в недопроявленной пленке" — так говорил о писателе его друг Уильям Берроуз.
Акценты:
Очень не простая и даже пугающая судьба у переводов Боулза на русский язык. До 1990-х о нем в наших широтах просто не знали, а в 1995-м Сергей Хренов, первый переводчик, взявшийся за роман “Под покровом небес” погиб при странных обстоятельствах, упав в Санкт-Петербурге в лестничный пролет. Через 4 года, практически при таких же обстоятельствах погиб и переводчик Виктор Кондратьев, работавший над романом. До середины 2000-х за переводы Боулза просто никто не решался браться.
Битники, гашиш и Бертолуччи
“Никогда не хватает времени, чтобы насладится деталями; ты говоришь себе: как-нибудь в другой раз, но всегда втайне осознаешь, что каждый день — единственный и последний, что ни возвращения, ни другого раза уже не будет”
“Под покровом небес”, Пол Боулз
К разящей безыскусности текстов, требующей изощренного мастерства и самодисциплины, Боулз шел долго и мучительно, но был с лихвой вознагражден за терпение. Первые два романа и короткая проза 1940-х — начала 1950-х годов снискали ему славу одного из лучших американских писателей. «Под покровом небес» несколько лет хорошо продавался и вошел в список ста лучших англоязычных романов. О его книгах восторженно высказывались ведущие литературные издания и такие знаменитости, как Теннеси Уильямс и Гор Видал. Но к концу пятидесятых восторги поутихли и не в последнюю очередь из-за его обособленности от того мира и времени, где писатели приравнивались к суперзвездам и вести себя им полагалось соответственно. Боулз же оставался предан Марокко и Джейн и американская публика охладела к новостям о затворнике. Однако тут особый культовый статус Боулзу придали “битники”.
 |
| Боулз, Грегори Корсо, Гинзберг и Берроуз |
Самые славные раздолбаи 50-х: Гинзберг, Берроуз, Керуак однажды признали в Боулзе гуру и ездили к нему в Танжер при любой возможности. Относительно свободное здесь отношение к гашишу и другим веществам, расширяющим сознание и ставшими основой в бит-культуре (а именно они всколыхнули ту самую радужную рок-н-ролльную волну выплеснувшую через несколько лет на западное побережье США детей цветов) манили будущих новых классиков в гости к образцовому экспату Боулзу.
По воспоминаниям Джейн, когда через пару лет после своего первого визита Гинзберг написал: "Мы хотим вернуться в Танжер" то Пол, схватившись за голову, воскликнул: "Боже мой, битники возвращаются!", со страхом, но и с восторгом. Он был очень замкнутым человеком и внешне довольно ординарным, а когда битники нехотя, но беспардонно разбивали ритм его жизни то, как это происходит с людьми мудрыми и самоироничными когда они вынужденны нарушить внутреннее табу — он просто наслаждался ситуацией.
По воспоминаниям Джейн, когда через пару лет после своего первого визита Гинзберг написал: "Мы хотим вернуться в Танжер" то Пол, схватившись за голову, воскликнул: "Боже мой, битники возвращаются!", со страхом, но и с восторгом. Он был очень замкнутым человеком и внешне довольно ординарным, а когда битники нехотя, но беспардонно разбивали ритм его жизни то, как это происходит с людьми мудрыми и самоироничными когда они вынужденны нарушить внутреннее табу — он просто наслаждался ситуацией.
 |
| Гинзберг, Берроуз, Керуак |
Опыты с расширением сознания, а попросту курение гашиша каждый день до старости, завороженность и уважение к обычаям да знание арабского позволили Боулзу проникнуть в среду, закрытую для иностранцев. Он стал первым европейцем, собравшим коллекцию устных рассказов курильщиков гашиша, многовековой марокканской традиции так называемых "историй кайфа". Вооружившись трубками, местные сказители собирались в кафе и, впадая в транс, описывали свои видения. Услышанные от марокканцев истории он соединял наподобие мозаики, конструкция которой была продиктована наркотической эйфорией — они, конечно, имели большую этнографическую ценность, но печатались в отличие от романов ограниченными тиражами. “Боулз познакомил нас с устной марокканской литературой, а ведь этого не делал ни один марокканский писатель”, — расскажет о нем местный поэт Омар Мунир.
В 1980-е забытого на Западе автора переиздадут, за чем последует новая вспышка интереса к творчеству и личности Боулза, а один из самых сильных режиссеров XX века Бернардо Бертолуччи, вслед за своим триумфальным “Последним Императором” решит экранизировать многослойный и не особенно кинематографичный роман “Под покровом небес”.
И снимет он в фильме не только Джона Малковича и Дебору Уингер, но и самого автора. “Вместо того, чтобы делать визуальную иллюстрацию романа, я хотел показать литературный элемент физически, показать лицо автора — Пола Боулза, — вспоминает Бертолуччи, — он появляется в начале и в конце фильма, его глаза, прекрасные голубые глаза, я бы сказал цвета океана, смотрят в камеру. Создается впечатление, что фильм исходит из глаз Боулза. И в последнем кадре камера снова приближается к его глазам, точно история возвращается в мысли ее создателя”.
 |
| Бернардо Бертолуччи |
Фильм вышел в 1990-м году и оказался в достаточной степени популярным, чтобы массовый читатель открыл для себя удивительный экзистенциальный мир 80-летнего литератора, прожившего жизнь на стыке культур и поколений.
Акценты
Полу Боулзу фильм Бертолуччи не понравился, но и сильно критиковать режиссера он не стал. Герои слишком симпатичны, но мало мотивированы, а столкновение с беспощадным бытом кочевников и правилами Сахары даны в сравнении с романом не критично — что совершенно не характерно для Боулза, он ничего не идеализирует. Впрочем "страсть в пустыне" из фильма прочно входит в ТОП-20 лучших эротических сцен мирового кино, что плюс Бертолуччи конечно, но тоже вряд ли понравилось писателю. В романе, да и вообще в прозе Боулза нет таких откровенных деталей.
Вместе с XX-м веком
“Смерть всегда на пути, но тот простой факт, что ты не знаешь, когда именно она придет, как бы притупляет конечность жизни. Именно эту жуткую точность мы и ненавидим больше всего. Но поскольку мы не знаем наверное, мы привыкаем думать о жизни как о неисчерпаемом колодце. А ведь все, что происходит, происходит лишь считанное число раз. … Сколько раз ты увидишь восход полной луны? От силы раз двадцать, не больше. А между тем все это кажется бесконечным”
“Под покровом небес”, Пол Боулз
Пол Боулз умер 18 ноября 1999 года в возрасте 88 лет. Ему предлагали ехать на лечение в США, но он не согласился. Сказал: "Мне нет смысла возвращаться в Америку, потому что моих друзей там уже нет". И действительно, из современников, с которыми он провел большую часть своей жизни, уже никого не осталось в живых. Уильям Берроуз и Ален Гинзберг были последними, и они умерли в 97-м. Не осталось ничего похожего на литературный круг, существовавший в 30-40-е годы в Париже у Гертруды Стайн и в интер-зоне Танжера, а затем в 50-60-е, когда приезжали битники.
Он умер в меняющемся Марокко, в мире, находящемся на пороге нового тысячелетия — будто бы специально не захотел переходить в век исламского терроризма и войн в Ираке и Сирии, социальных сетей, смартфонов и электронных книг.
Марокканский поэт и писатель Омар Мунир после смерти Боулза сказал: “Я думаю, что это был последний из больших писателей-путешественников.” И правда — ориентальные художественные тексты стали лубочными, другая культура обозначается лишь контурами, фразу о пугающей разнице путешествий и туризма ставят себе в статусы тинейджеры. Попробовать понять другой, странный, трепетный мир и, задумавшись о последствиях необдуманных поступков и взаимного вмешательства, почтительно остаться на его границе мог лишь настоящий Великий Путешественник от литературы.
Теперь так же невозможно представить Танжер и без Пола Боулза, как, видимо ему в течение почти 60 лет невозможно было представить себя вне покрова Марокканских небес.
“Их довольство жизнью было для него чудом — темным, драгоценным, непроницаемым пятном, за которым крылась их суть и которое окрашивало все, чего бы они ни коснулись, превращая их простейшие действия в нечто завораживающее, точно взгляд змеи. Стенхэм понимал, что постичь глубины этого чуда — задача бесконечная, поскольку, чем дальше вы вторгались в их мир, тем яснее становилось, что для того, чтобы познать его, надо радикально измениться самому. Ибо просто понять их было недостаточно; надо было научиться думать, как они, чувствовать, как они, и без всяких усилий. Это могло стать делом жизни, причем делом — и Стенхэм прекрасно понимал это, — от которого он рано или поздно устанет.”
“Дом Паука”, Пол Боулз
