“По-андалусски это называется duende. Нечто неопределимое, но явственное — как свинг в джазе, — без чего нет андалусца: певца, танцора, матадора, музыканта, мужчины, женщины. Дуэнде — в подлинности красных пропитых лиц певцов, крепких кривоватых ног танцовщиц фламенко, дурных заполошных голосов, оглушительных хлопков окаменевшими ладонями”
Так вот: по Испании это самое duende надо искать, в Андалусии duende находит тебя само и тогда конечно “ой всё”, а вот в Гранаде duende очень музыкально — оно постоянно звучит у тебя в голове, но не словно ритмы с далеких теплых берегов в наушниках как попытка спасения в утреннем метро или пробках, а будто саундтрек, который сам настраивается, чтобы показать Гранаду наиболее эффектно. И вот три мелодии, под которые мне открылась Гранада (по крайней мере хочется на это надеяться), возможно вы услышите ее иначе, но, что этот город начнет “звучать” у вас внутри — нет никаких сомнений.
Откуда у хлопца испанская грусть?
Когда подъезжаешь к Гранаде навязчивым ритмом дергаются в мозгу впитанные где-то в детсадовском возрасте строчки: “Он пел, озирая родные края: “Гренада, Гренада, Гренада моя!”. Совершенно дико звучащая в наше время песня о красноармейце, мечтавшем побывать в вычитанной им в книжке “испанской волости” Гренаде, и погибшем в гражданскую войну где-то в украинских степях — на самом деле один из лучших образцов Серебряного века русской поэзии и т.н. “красной романтики”. Песню о “Гренаде” любили наши родители и бабушки с дедушками, но, как и павший красноармеец, могли лишь мечтать побывать в Гранаде настоящей.
Ментальные связи с Украиной тут очень мощные — написавший стихотворение “Гренада” в 1926 году “человек и пароход” Михаил Светлов родился в Екатеринославе, теперешний Днепр, а автор самой известной аранжировки песни на эти стихи — известный бард-композитор Виктор Берковский родом из Запорожья. Строки “Скажи Александровск и Харьков ответь, давно ль по-испански вы начали петь?” наглядно объясняют подсознательное желание побывать в Гранаде и с каждым уменьшением оставшихся до города километров на указателях вдоль андалузских автобанов проявляются из самых жутких глубин памяти другие кусочки стихотворения Светлова.
Кстати, несмотря на то, что у Гранады как и у любого уважающего себя европейского города есть свой аэропорт — удобнее и дешевле лететь в Малагу или Севилью, от них до сюда 130 и 250 км соответственно. Автобусы компании ALSA вполне комфортны и расписание всех устраивает.Но если вы, например, взяли в Малаге напрокат автомобиль — не откажите себе в удовольствии поехать в Гранаду через Мотриль — так вы довольно близко подберетесь к хребту Сьерра-Невада, а это, на минуточку, самые высокие горы Испании — пик Муласен (3479 м.) наивысшая точка Пиренейского полуострова. Если будете проезжать здесь с ноября по июнь то увидите самые южные снега Европы. Благодаря расположению на склонах Сьерра-Невада — Гранада внесезонный туристический хит и пока летом солнце испепеляет ее андалузских соседей Кордобу и Хаэн, в Гранаде приятно и даже слегка свежо.
Под рубленное: “Я хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать…” въезжаем на главную улицу города Гран Виа де Колон (Великий путь Колумба). На ее пересечении с Рейес Католикос памятник Христофору Колумбу и Изабелле Кастильской. В начале 1492 года со взятием Гранады — последнего оплота пиренейских эмиров закончилась Реконкиста — изгнание мусульман с территории Западной Европы. И год не зря тот же, в который была открыта Америка. Моряк, географ и авантюрист Колумб несколько лет ошивался со своим проектом насчет западного пути в Индию при дворе Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского и именно здесь, в Гранаде, на радостях от взятия города их величества выделили Колумбу средства на путешествие, а дальше, конечно же: “Прощайте, родные! Прощайте, семья! Гренада, Гренада, Гренада моя!”
На выходе из Алькаисерии мы оказываемся перед Королевской усыпальницей, где покоятся собственно Фердинанд и Изабелла — мало кому настолько красиво как им удалось войти в историю, и той же Изабелле уже практически не вспоминают покровительство одному из самых темных и кровавых деятелей инквизизии Торквемаде.
В 1504 г. было решено построить в Гранаде королевскую усыпальницу, для которой Католические короли еще при жизни отдали часть своей художественной коллекции — картины Перуджино, Ботичелли, Мемлинга, Ван-дер-Вейдена. Изумительное надгробие было изготовлено из каррарского мрамора в Генуе итальянским скульптором Доменико Фанчелли. Это надгробие, по мнению искусствоведов, не имеет себе равных в мире.
Рядом с королевской усыпальницей находится Кафедральный собор Гранады — самый большой в Испании — скажу, что совершенно невозможно найти ракурс для его съемки. Собор начали строить в 1523 г. рядом с главной арабской мечетью, которую переделали в церковь Святой Марии. Но пока возились — Европу захватили свежие идеи и потому Кафедральный собор Гранады вышел очень необычной смесью готики и ренессанса — строительство полностью было закончено только в 1704 году.
Контекст центра Гранады не совсем соответствует революционной песне, звучащей в голове пока, спустившись по улице Рекогидас мы не придем к дому-музею Федерико Гарсиа Лорки — местному уроженцу, гению, страстному фанату левых идей, приехавшему в 1936 году погостить в родной город и тут же расстрелянному по случаю франкистами. Но именно из-за него стихи Михаила Светлова покидают сознание напрочь, что в общем-то уже и нормально: “Новые песни придумала жизнь. Не надо, ребята, о песне тужить. Не надо, не надо, не надо, друзья… Гренада, Гренада, Гренада моя!”
Сомнамбулические романсы
Как Дублин у Джойса, Буэнос-Айрес у Борхеса — Гранада всегда присутствует в творчестве Федерико Гарсиа Лорки, она его лирический герой, все, что Лорка пишет — преломлено через его гранадский менталитет, его музыкальное duende. Преступление против романтики — пойти в арабский район Альбайсин и цыганский Сакромонте не читав удивительно мелодичного Лорку и не слышав стилизованных под стиль “канте хондо” и фламенко песен на его стихи. “Спасайся, луна, спасайся. К утру цыгане вернутся, они твое сердце вырвут, чтоб кольца сделать и бусы” — это о ночном Сакромонте, но к нему еще надо пройти через, пожалуй, самое живописное не только в Испании, но и в Европе место — Альбайсин.
Есть красивая легенда о том, что Гранада получила свое название потому, что будто бы похожа на спелый гранат, треснувший вдоль речки Дарро и как раз запутанные улочки и переулки Альбайсина, поднимающиеся в гору напоминают внутренности развалившегося плода. Но скорее всего название происходит от еврейского “гарнатха аль яхуд” — “высокая гора” — при арабах чуть ниже мирно проживала очень мощная еврейская община, и Гранадой называлась вся долина у подножия действительно высоких гор Сьерра-Невады. Но образ гранатовых внутренностей здорово подходит к запутанной схеме любого восточного, мусульманского города, а Альбайсин — это практически единственный образец такого города в Западной Европе.
Когда-то в Альбайсине жили лишь арабы, которых в Испании называли маврами. Арабские ремесленники способствовали процветанию своего эмирата. Они изготавливали шелковые и шерстяные ткани, прекрасно обрабатывали кожу. Многие из них остались тут и после того как арабская Гранада пала, некоторые даже приняли христианство и стали зваться морисками. Закончилось все конечно же плохо — несмотря на гарантии, что дали Изабелла и Фердинанд насчет населения эмирата — в течение XVI-XVII веков практически все мавры, мориски (да и евреи заодно) были истреблены или изгнаны из Андалусии. Остались только построенные ими крепость Альгамбра и чудесный Альбайсин.
Мирадор Сан-Николас, Мирадор де лос Карвахелес, Мирадор Охо де Гранада, Мирадор де Сан Кристобаль — своеобразные контрольные точки в лабиринтах Альбайсина. Насчет испаноязычных стран есть такой надежный туристический лайфхак: если видите на googlemap своего смартфона слово “мирадор” (беседка, бельведер) — значит там шикарное место для фотографии. В Альбайсине фотоаппарату, как и вашим ногам, не удастся отдохнуть. Венчает гору, которую облепил Альбайсин церковь Сан-Мигель дель Монте.
Один Сан-Мигель на башне
покоится среди мрака,
унизанный зеркалами
и знаками зодиака, –
владыка нечетных чисел
и горных миров небесных
в берберском очарованье
заклятий и арабесок.
Лишь если вы еще не были в Гранаде удивляет в строках Лорки соседство фигурки святого Михаила (Сан-Мигель) и берберских арабесок. Лики христианских святых, украшенные изразцами или арабской лазурью, часто можно наблюдать в городе. Есть даже изображение Девы Марии с младенцем, сделанное в духе арабской эстетики. На небольшой площадке за храмом Сан-Мигель разбит оливковый сад, одно из деревьев по преданию раз в несколько десятков лет цветет и плодоносит в один день — но в таком сказочном месте не принято удивляться чудесам.
Спускаясь за Сан-Мигелем снова к реке Дарро попадаешь в яркий и обреченный цыганский мир Лорки — район Сакромонте. Он напоминает сюрреалистическую турецкую Каппадокию — дома здесь выдолблены прямо в горной породе. И хоть сейчас практически над каждой такой пещерой маячит спутниковая тарелка и солнечная батарея, а некоторые из жилищ можно снять на airbnb — старый “Романс о черной боли” все равно будет звенеть в голове. Можно ему подыграть — сесть в цыганской кафешке с видом на реку, заказать сангрию, вспомнить неразделенную любовь.
Река внизу, под горою,
листья и звезды качала.
Зорька тыквенным цветом
новый день увенчала.
Ах, боль цыганского сердца
светла и всегда одинока,
боль далеких рассветов
и скрытых в песке истоков.
Рассветы и закаты Альбайсина и Сакромонте — самые трагичные моменты у Лорки и лучшее время для прогулок. Не упустите их, как будете в Гранаде, не ходите по намеченным маршрутам вслед за стайками экскурсий, не задумывайтесь, просто доверьтесь сомнамбулической мелодии, звучащей у вас внутри. “В неприкаянной смуте предвечерья, когда люди вздыхают, а у деревьев голова раскалывается от птиц, выключи сердце и примерься к широким веслам заката”, — хороший туристический совет от классика.
Начинается плач гитары
“Если не умеешь играть — ни одна девчонка в Андалусии на тебя даже не взглянет!”, — рассказывал мне в старших классах школы преподаватель по гитаре. На самом деле говорил он несколько грубее, чтобы произвести нужное впечатление на подростка. И я корпел над этюдами Дионисио Агуадо и Франсиско Тарреги, хотя практичнее было бы знакомиться с настоящими украинскими девчонками, а не с мифическими испанскими.
И вот почти через 20 лет я на родине фламенко — в Гранаде, и с женой. У реки Дарро, на Аллее Падре Манон есть дом, в котором несколько гитарных мастерских — мы пару часов завороженно ходили по нему вдыхая запах опилок, оставшихся от тех самых, правильных местных деревьев, которые рождают легендарный звук фламенко. Только здесь на шершавом стыке испанской, арабской и цыганской культур могло появиться это искусство и только здесь, на склонах Сьерра-Невады растет тот самый орех и тот самый клен, которые после смерти смогут плакать вместе с андалузскими цыганами.
Над гитарными мастерскими нависает громадина Альгамбры — собственно фишка практически всех мирадоров Альбайсина это новые эффектные виды на крепость. Рядом мост Альгибийо — здесь альтернативный путь к воротам Гранадской жемчужины и в этом месте в голове вполне ожидаемо и пронзительно точно начинает переливистое течение тремоло-этюд Франсиско Тарреги “Воспоминания об Альгамбре”.
Таррега не местный — родился под Валенсией и практически всю жизнь прожил в Барселоне, но мужик с очень правильным duende — именно он всей своей жизнью и талантом добился того, что гитарное искусство фламенко стало предметом изучения в музыкальных школах, а гитару приняли как равную в филармониях. “Воспоминания об Альгамбре” это этапная пьеса — эмоционально насыщенная, очень не простая техника, признак хорошего уровня исполнения. Я даже близко не подошел к ней когда-то, а теперь уже никогда не смогу. Но самое главное — это очень красивая мелодия, гранадская до малейшего глиссандо — отражение души Альгамбры.
Главная достопримечательность Гранады Альгамбра — вершина мавританской архитектуры, крепость-дворец, что воздвигался в течение 250 лет последними эмирами этого региона. Инерция мощнейшего пассионарного толчка Пророка Мухаммеда достигла этих мест — исламский халифат в VIII-IX веках распространился от Аравии и Персии через Северную Африку и поглотил практически весь Пиренейский полуостров.
Но человеческий фактор подточил идеи Пророка и халифат распался на три части: Багдадский, Египетский и Западный. Центр последнего был как раз в Андалусии. И, надо сказать, что это было мало того, что самое просвещенное и для своего времени наиболее развитое государственное образование в исламском мире, но и в сравнении с погрязшей в средневековой тьме Европой тут был совершенно другой уровень культуры и терпимости. Альгамбра — лебединая песня этой уничтоженной христианами цивилизации.
Но человеческий фактор подточил идеи Пророка и халифат распался на три части: Багдадский, Египетский и Западный. Центр последнего был как раз в Андалусии. И, надо сказать, что это было мало того, что самое просвещенное и для своего времени наиболее развитое государственное образование в исламском мире, но и в сравнении с погрязшей в средневековой тьме Европой тут был совершенно другой уровень культуры и терпимости. Альгамбра — лебединая песня этой уничтоженной христианами цивилизации.
Строительство дворца в 1238 году на месте укреплений на холме Ла-Сабика начал родоначальник гранадской династии Насридов Мухаммед I ибн Наср — он даже ради дела всей своей жизни уступил жаждущим реконкисты христианам Хаэн и Севилью — лишь бы Гранаду не трогали. При нем была спроектирована потрясающая система водоснабжения города-крепости и текущая, движущаяся вода, значение которой в исламской культуре сложно переоценить — важный элемент как обеспечения комплекса так и его архитектурных и инженерных решений.
Потомки Мухаммеда I-го дополняли ансамбль своими дворцами и укреплениями. Так Мухаммед III в 1302-1309 годах возвел тончайший шедевр — дворец-сад Хенералифе, а Мухаммед V в 1354-1359 годах — т.н. “Львиный дворик”, причем создан он был как бы в соревновании с королем Педро Жестоким, который возводил в то же время Алькасар в Севильи — это чуть ли не единственный пример дружбы и не военного соперничества между исламским и христианским лидерами. Взаимное влияние Севильского Алькасара и Львиного дворика в Гранаде заметно не только архитекторам — редкий случай когда зодчие разных культур и религий обменивались опытом, идеями и работали вместе.
Фишка:
Севильский Алькасар сыграл Сады Дорна в Играх Престолов. Говорят, что продюсеры сериала не раз обращались к испанским властям за разрешением съемок в Альгамбре, но из-за боязни нанесения какого-либо ущерба комплексу им было отказано.
После падения гранадского эмирата Альгамбру облюбовал испанский король Карлос V — его тяжеловесный дворец тоже своеобразный архитектурный шедевр, но немного натужно смотрится посреди изящного мавританского ансамбля.
Альгамбра и Хенералифе внесены в список Всемирного наследия ЮНЕСКО и сейчас будет очень важный туристический совет: займитесь организацией их посещения заранее. Дело в том, что несколько лет назад ради сохранения этих архитектурных памятников власти решили ограничить туристический поток и в течение дня побывать тут может лишь определенное количество посетителей. Количество это колеблется, но вполне может случиться, что именно в день вашего приезда билетов не окажется. Мало того — в каждом билете указано фиксированное время для входа и от вас оно никак не зависит. А вот опоздание даже на пару минут не прощается. Альгамбра своенравная и гордая андалузская девица — но это тот случай, когда некоторые капризы воспринимаются с радостью.
Гитарный прием “тремоло” в пьесе “Воспоминание об Альгамбре” создает эффект музыкальной текучести, журчания — он будто проводит экскурсию по мавританскому шедевру — и вы, завороженный мелодией, идете вслед за сотнями ручьев, текущим по акведукам сквозь апельсиновые и розовые сады, под невесомой резьбой ставен и сложнейшими орнаментами куполов, отражающих исламскую космогонию, вы вьетесь по удивительному внутреннему пространству дворцов вместе со строками из Корана, что как живые оплетают покои эмиров и залы для официальных приемов Альгамбры.
“Под конец моего пребывания в Альгамбре меня несколько раз навещал мавр из Тетуана, с которым я, к великому своему удовольствию, прогуливался по чертогам и дворикам – он переводил и объяснял мне арабские надписи. Он очень старался, и смысл доходил до меня в точности; но передать мне красоту языка и изящество слога он наконец отчаялся. Аромат поэзии, говорил он, выдыхается в переводе”, — это написал отец американской литературы Вашингтон Ирвинг, которого мы знаем по ужасам “Сонной лощины” и сюжету о проспавшем 20 лет и не постаревшем Рипе ван Винкле, кочующему по фантастическим сериалам — а вот сюрприз, Вашингтон Ирвинг, работая в посольстве США в Испании несколько месяцев прожил в Гранаде и был настолько очарован мавританской твердыней, что написал “Легенды Альгамбры” — книгу, которую и испанцы и арабы рады были бы считать своей.
Именно Гранада долгое время была культурным порталом между Востоком и Западом, вдохновением для ориенталистов и романтиков всех видов искусств. И оттого в очарованных странниках недостатка тут точно не было: Байрон, Альбенис, Дебюсси, Гюго, Дюма, Энгр, Готье, Киплинг, Хемингуэй — ребята знали толк в duende.
А вот вряд ли бывавшему здесь да и вообще довольно мифическому персонажу Уильяму Шекспиру приписывают такую фразу: “Каждый любознательный путешественник держит Гранаду в своем сердце, даже ни разу не посетив ее”. Не будьте как Шекспир или как лишь мечтавший об этих местах нелепый красноармеец у Светлова — при малейшей возможности поезжайте в Гранаду, чтобы услышать ее изумительные мелодии лично.
Текст: Владимир Красноголовый
Bonus: Франсиско Таррега "Воспоминания об Альгамбре" в исполнении Анны Видович
